Николай Васильев

 

***

предвечных волн совсем черна вода,
и до сих пор то небо их, то дно их
плевком, как мать, умыть и оправдать
не против беспредельное родное

кристальный стыд на свете быть, любя,
подведомстью лихого эмчээса,
завися всей душой, как от рубля
топорного башка зависит леса

возьмёт своё поганая любовь,
а там уж сам возьмёшь с неё чего ли
но что-то топора её Рублёв
( на хлеб железа - золота и соли

задатки и ошмётки, полусны) - 
оставит сам неёбаную чащу,
где смотрят с туч три мачтовых сосны
в меня, а больше некуда, как в чашу

​

***

Бог не будет таким, каким прежде был, 
и таким, каким мог бы быть, 
как стыда или страха последних сил 
страсти-совести не забыть, 

если ты особо её не знал, 
только всякое знал дерьмо, 
тридцать ли, двадцать пять опоздал вокзал 
на последний поезд домой - 

он когда-нибудь ещё раз настал 
неизвестного вида-цены, 
скоростной, как распад, но родных одеял 
трудных и полушерстяных, 

Бог не будет таким, каким прежде был, 
мальчик девочку как сестру 
и жену, и дочь переполюбил,
на осенней весны ветру 

в цвета жёлто-синего одного 
(красно-зелено на краю) 
демократию веря совсем Его 
и парламент, и профсоюз, 

будто верит проигранная война 
в лейтенанта, по божьей цене 
продававшего родину пацанам, 
не бросая их там в огне