Ирина Евса

Mantis religiosa
Пыль. Подросток, пьяный в хлам -
не спасли семья и школа.
Ветер носит по углам
оболочку богомола.

Пересохших веток хруст,
скрип, предсмертное дрожанье.
Богомол прозрачен, пуст -
больше нет в нем содержанья.

А ведь было всё дано
храбрецу в садовом блоге:
летней битвы полотно,
пыл, хватательные ноги,

треугольник головы,
что вращается по кругу,
выпасая средь листвы
каннибалиху-подругу.

Что ещё? - триумф, провал,
рынок жизни, полный снеди,
где ты пан или пропал,
счастлив, то есть, или съеден.

Для того ли, чтоб затем
оголтелый ветер хлестко
сек тебя, мотал меж стен,
как поддатого подростка,

выплеснувшего под куст,
где сгнила собачья будка,
содержанье скверных уст,
содержимое желудка?

***
Всем человечьим адовым колхозом
с конвоем по краям
мы надоели бабочкам, стрекозам,
цикадам, муравьям.

Зачем - поймав репейницу за чаем
и восклицая: ах! -
под лупой изучаем, назначаем
быть пленницей в стихах?

Почто хозяин соточки равнинной
настолько офигел,
что в ярости разрушил муравьиный
безвинный Карфаген?

Весь мир, который мы не приручили,
творящий свой намаз,
давно (и, видит Бог, не без причины),
боясь, не любит нас,

громоздких, жадных, топчущих секреты
стрекочущей травы.
И вас, прекраснодушные поэты,
не любит он, увы.

В размеренную летнюю эклогу
влекущим каждый чих,
вольно вам, заступив жуку дорогу,
спросить его: ты чьих?

А вдруг он тотчас - душу наизнанку?
Хотя б один из ста?
Но жук рывком уходит в несознанку
зеленого куста.